А.С. Хомяков «Аристотель и всемирная выставка».
– Прекрасна была судьба древней Эллады. Земелька маленькая по пространству и по числу жителей, ничтожная в сравнении с другими государствами древнего мира, – какою не увенчалась славою, каких не оставила воспоминаний!
Ее первоначальный характер, ее отличительная черта есть полнейшее развитие антропоморфизма (человекобожия). Любопытно было бы дознаться, вследствие какого падения других высших идей возникла эта мелкая религия? Но так как читатель, вероятно, не разделяет моего любопытства, то вопрос этот можно оставить в стороне. Довольно того, что собственно человекообожание было действительно отличительной чертою древнего эллина и что предметом обожания был человек со всеми случайностями его земного бытия. Красив был человек – он богоподобен; разумен был человек – он богоподобен. Сами боги были сильны, разумны, прекрасны, богаты по-человечески. Божество было только высочайшей ступенью человека в его случайностях. Эта эпоха восторженного самоупоения так богата произведениями, исполненными простодушной прелести и величия, что мир ее никогда не забудет; но разум, пробужденный в человеке самим неразумием его безграничного самоуважения к себе, стал мало-помалу подкапывать эту веру, сначала будто очищая ее. Сперва перестала Эллада поклоняться тем случайностям жизни человеческой, которые слишком явно чужды самому человеку, например, счастью. Могуществу и богатству. Она стала поклоняться единственно его красоте внешней и внутренней, его телесной стройности – источнику прелести или силы, его красоте душевной – источнику ума или доблести. И опять пошел дальше разум человеческий; он понял случайность внешнего человека, он стал поклоняться его разуму. И опять пошел дальше разум, и, в себе отстраняя случайность, он стал поклоняться закону своего разумения. Такова внутренняя история эллинского ума.
– Прекрасен он (Аристотель) был со своим светлым умом, глубоким разложением человеческих способностей, со своими строгими и последовательными выводами. Он был достойным наставником для темного средневекового ума; он был светильником во тьме и много помог к разогнанию этой тьмы; он был в свое время истинно полезен, быть может, даже необходим. И вот он же самый сделался умственным игом, которого падение было торжеством разума.
– Трудно сказать, чего именно хотел Петр и сознавал ли он последствия своего дела. По всем вероятностям, он искал пробуждения русского ума. Многие из его современников, может быть, самые достойные его понимать, не поняли… Петр вводил нам европейскую науку: через это он вводил нам всю жизнь Европы. Таково было необходимое последствие его дела, но в этом отношении он был небессознателен. Его борьбы была с целою, несколько закосневшею жизнью… и он боролся с нею во всех ее направлениях. Он вводил все формы Запада, все даже самые неразумные, он искажал многое, чего бы не должен был касаться: он искажал прекрасный язык русский, он искажал самое свое благородное имя, коверкая его в голландскую форму Питер; но ему это было необходимо. Он хотел потрясти вековой сон, он хотел пробудить спящую русскую мысль посредством болезненного потрясения…. Путь, избранный Петром, был отчасти ложно избран…
Медленно и лениво развивались семена мысли, принесенной с Запада; еще бы медленнее развились они, если бы из самых недр России не вырос гениальный простолюдин Ломоносов. Но быстро и почти мгновенно разрослись другие плоды дел Петровых, плоды той несчастной формы, в которую облекал он или в которую, может быть, облекалась мысль, которой он хотел обогатить нас… В России эта ошибка достигла громадных, почти невероятных размеров. Сознательно введены были к нам одним человеком все формы Запада, все внешние образы его жизни; бессознательно схватились мы именно за эти формы и за эти образы, – вследствие ли тщеславия, или подражательности, или личных выгод. Или слабости, естественной всем людям, принимать охотно все, что может их отличить от других людей, получивших в жизни менее счастливый удел, и поставить их, по-видимому, выше братий. Формы, облекающие просвещение, приняты были нами за самое просвещение, и самодовольное невежество воображает себе, что оно приняло образованность. Разумеется. Нельзя отрицать того, чтобы с этими формами не были приняты нами и некоторые знания; но как скудны эти познания!…
Вот против чего мы протестуем. Мы действительно не приняли знания от Запада. Мы находимся в тех же отношениях к нему, в которых находился аристотелист или схоластик средневековый к Аристотелю (высшему представителю греческой науки): та же самая печать схоластической мертвенности, которая лежала на нем, лежит и на нас, несмотря на кажущееся различие в проявлениях. «…» Сказать проще, по-видимому, у нас есть мысли и чувство, но мы думаем не своей головой и чувствуем не своей душой. Таков плод того умственного порабощения, которому мы поддались так охотно и гордо. Еще раз скажу: вот против чего мы протестуем.
"История Англии"
Основным трудом Маколея является многотомная "История Англии" (1849-1861), охватывающая события 1685 - 1702гг. "История Англии" занимает промежуточное место между научным исследованием и историческим романом. Это объемистый политический трактат, а обилие характеров, картин и отчасти наличие интриги приближают "И ...
Герб города Ставрополя
Герб представляет собой четверочастный щит, в центре которого помещен крест "прямой" формы, разделяющий пространство на четыре поля. Крест занимает место почетной фигуры герба, окрашен в золотой цвет, по смыслу увязывается с название города (Ставрополь - Город Креста) и по изображению соотносится с городским флагом.
В н ...
Механизмы устранения встроенных ограничителей
Было бы непростительным упрощением утверждать, что революция - единственный способ преодолеть барьеры, препятствующие адаптации общества к новым требованиям. На самом деле, в каждой стране ограничители устранялись в ходе длительного и противоречивого развития. И в каждом случае действовали различные исторические механизмы. Наряду с рево ...