К началу XX века Россия не была страной классического капитализма. Запоздавшая реформа 1861 года, хотя и дала значительный толчок развитию России по буржуазному пути, не позволила ей решить многие задачи общественного развития. "Здесь в силу запоздалого вторичного и догоняющего развития капитализма, - пишет академик П. Волобуев, - как бы наложились друг на друга разные исторические эпохи, спрессованные во времени и пространстве. Ввиду этого одновременно надо было решать и аграрный вопрос - основной для страны, где крестьянство составляло большинство населения, и задачи капиталистической индустриализации, подъема культурно-образовательного уровня народа, и национальную проблему, и проблему демократизации общественно-политической жизни - замены абсолютистско-бюрократических порядков буржуазно-демократическими и т.п."[1]
При всех издержках прогресса страна отличалась высокой концентрацией промышленного производства, значительным уровнем организованности и сознательности рабочего класса, сложной многопартийностью и острой идейно-политической борьбой. Отличительной чертой было также то, что российская буржуазия не была революционной и боялась радикальных перемен. Еще одна особенность состояла в том, что обе российские революции протекали в ходе мировой империалистической войны — главного дирижера многих событий. Без разрыва с войной никакие радикальные перемены в стране были невозможны, а необходимость такого разрыва резко сближала назревшие общедемократические перемены с социалистическими, с радикальными мерами борьбы против империалистических основ войны.
Как же политически сознательная Россия встретила этот вызов истории? На политической арене страны было много партий, движений и лидеров, дававших свой ответ на этот исторический вызов. Какую позицию заняли левые, те, кто сыграл главную роль в революциях 1917 года?
Хорошо известно, что, выступая за естественноисторический переход к социализму, Маркс и Энгельс не раз предупреждали революционеров, что попытки преждевременного и насильственного насаждения нового строя грозят неизбежным провалом, ведут не к действительному, а к "казарменному коммунизму" с его формальным обобществлением, фактически не устраняющим капитала и связанных с ним отношений. "Для такого коммунизма, - писал К. Маркс, - общность есть лишь общность труда и равенство заработной платы, выплачиваемой общинным капиталом, общиной как всеобщим капиталистом". Поскольку же общество не в состоянии еще обеспечить сносное существование всем своим членам, то в нем, если и не возобновляется в полной мере "борьба всех против всех", то сохраняется вся "старая мерзость" борьбы за жизненные блага с использованием силы и власти, что и превращает общество в казарму, нерентабельно производящую, населенную забитыми гражданами и их стяжателями-правителями.
Ф. Энгельс дважды писал о том, что если коммунисты получат власть до того как сложатся условия господства представляемого ими класса, то это приведет к катастрофе, ибо их вождь окажется перед неразрешимой дилеммой: "то, что он
может сделать противоречит всем его прежним выступлениям, его принципам и непосредственным интересам его партии, а то, что он
должен сделать, невыполнимо. Словом, он вынужден представлять не свою партию, не свой класс, а тот класс, для господства которого движение уже достаточно созрело в данный момент. Он должен в интересах самого движения отстаивать интересы чуждого ему класса и отделываться от своего класса фразами, обещаниями и уверениями в том, что интересы другого класса являются его собственными. Кто раз попал в это ложное положение, тот погиб безвозвратно". Это крайне суровое предупреждение было по-разному воспринято меньшевиками и большевиками.
Для меньшевиков осознание этого явилось первопричиной их постоянного нежелания ввязываться в борьбу, пока капитализм не достиг зрелых форм. Боясь оказаться в этом гибельном положении, они призывали "не браться за оружие" в революции 1905 года; выступали против активного вмешательства в управление страной после Февраля 1917 года, настойчиво боролись против подготовки вооруженного восстания в Октябре: им всюду мерещилось преждевременное овладение властью без наличия объективных условий. Именно с этих позиций они критиковали "авантюризм-волюнтаризм" и "социалистический бред" большевиков, стремившихся к активным действиям в условиях еще не созревшего для социализма общества[2].
Малиновский и Ватковский.
После Гусятникова следует описание двух известных в то время в Москве господ -Малиновского и Ватковского.
Вот попович Малиновскиий
Выступает также тут.
За ним полненький Ватковский,
В коем весу тридцать пуд.
Он жену ведёт под ручку
Наравне с ним толщиной
Как на смех, все жирны в кучку
Собралися меж собой
Малиновский Алекс. Фёд. ...
Южное направление
На рубеже XIV–XV веков осложнились отношения Руси и Орды. Мелкий среднеазиатский правитель Тимур (Тамерлан)
начал завоевание Средней Азии и на рубеже 80–90-х годов XIV века он подчинил себе Золотую Орду. В ходе войны Тимур в 1395 году
дошел до Ельца. Ему навстречу вышел князь Василий I Дмитриевич (1389–1425),
но битва не состоялась и ...
Вольное воинство (XVI-XVII вв.)
Географические условия (по словам Соловьева природа была «мачехой для России»), стремление стать самодержавным государством (в первоначальном смысле этого слова, т.е. самостоятельным), борьба с осколками Золотой Орды требовали от московских государей сильной деспотической власти, способной ответить на любой внешний вызов. «Русская госуд ...